Неточные совпадения
Положим, что я употребил прием легкомысленный, но я это сделал нарочно, в досаде, — и к тому же сущность моего возражения была так же серьезна, как была и с начала
мира: «Если высшее существо, — говорю ему, — есть, и существует персонально, а не в виде разлитого там духа какого-то по
творению, в виде жидкости, что ли (потому что это еще труднее понять), — то где же он живет?» Друг мой, c'etait bête, [Это было глупо (франц.).] без сомнения, но ведь и все возражения на это же сводятся.
В религиозном отношении он был также типичным крестьянином: никогда не думал о метафизических вопросах, о начале всех начал, о загробной жизни. Бог был для него, как и для Араго, гипотезой, в которой он до сих пор не встречал надобности. Ему никакого дела не было до того, каким образом начался
мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него был такой же игрушкой мысли, как и
творение в 6 дней.
«Разве она и теперь не самая свободная страна в
мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и мысль, и
творение всех времен и стран: «Шекспир и Кант, Гете и Гегель — разве не сделались своими во Франции?» И еще больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут во двор.
Учение о Софии утверждает начало божественной премудрости в тварном
мире, в космосе и человечестве, оно не допускает абсолютного разрыва между Творцом и
творением.
Есть предвечная не тварная София в Боге,
мир платоновских идей, через нее наш
мир сотворен, — и есть София тварная, проникающая в
творение.
Возможно ли сознательно освободиться от соблазнительной дилеммы: возложить на Творца вину за зло, содеянное
творением, и вызвать образ злого бога или совсем отрицать объективность зла в
мире?
Откровение Бога в
мире еще не закончилось, тайна Божьего
творения еще не раскрывалась окончательно.
Если Христос совершил акт искупления
мира, освободил от власти греха, создал таинственный мост между
творением и Творцом, то Св.
Тот же диалектический процесс совершается в
творении, но таинственно отраженным: история
мира проходит эпохи Отца, Сына и Духа.
Понять смысл истории
мира значит понять провиденциальный план
творения, оправдать Бога в существовании того зла, с которого началась история, найти место в мироздании для каждого страдающего и погибающего.
Дух есть синтетический момент в мистической диалектике, осуществленное космическое спасение, осуществленное обожение человечества и
мира, соборное возвращение
творения к Творцу.
Все монады, из которых состоит
творение, сами избрали свою судьбу в
мире, свободно определили себя к бытию в
мире, подчиненном необходимости и тлению.
В истинной теургии творится не Бог и боги, как того хочет религия человекобожества; теургия есть творчество с Богом, творчество божественного в
мире, продолжение
творения Бога.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого
мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к концу, в котором должно быть восстановлено
творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено человечество и
мир для последнего выбора между добром и злом.
Христос явился в
мир как оправдание
творения, как смысл, Логос
творения.
Отпала от Бога мировая душа, носительница соборного единства
творения, и потому все и всё в
мире участвовали в преступлении богоотступничества и ответственны за первородный грех, в нем свободно участвовало каждое существо и каждая былинка.
Сын Божий — второе лицо Троицы, и есть неизбежность акта
творения, и есть идея
мира совершенного — космоса.
Мир имеет два смысла:
мир как
творение, отпавшее от Творца и обоготворившее себя, призрачный и бедный, и
мир как
творение, соединенное с Творцом, реальный и богатый.
Смысл
творения в том, чтобы человек и за ним весь
мир полюбили Бога — Любовь, а не устрашились Бога — Силы.
Новое религиозное откровение должно перевести
мир в ту космическую эпоху, которая будет не только искуплением греха, но и положительным раскрытием тайны
творения, утверждением положительного бытия, творчеством, не только отрицанием ветхого
мира, а уже утверждением
мира нового.
Силой божественной любви Христос возвращает
миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план
творения, усыновляет человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в идее космоса.
Мир сотворен Богом через Логос, через Смысл, через идею совершенства
творения, предвечно пребывающую в Боге и равную Ему по достоинству.
Если зло и страдания жизни, смерть и ужас бытия не являются результатом предмирного преступления богоотступничества, великого греха всего
творения, свободного избрания злого пути, если нет коллективной ответственности всего
творения за зло
мира, нет круговой поруки, то теодицея [Теодицеей называется проблема оправдания Бога, но само это словосочетание вызывает возражение.
Если
творение не блаженствует, а страдает, то в этом виновно само
творение, его отпадение от Творца: план страдающего
мира не есть план Творца.
И ложь есть во всяком перенесении на абсолютную жизнь Божества категорий половой эротики, имеющей значение лишь в отношении к
миру, к
творению.
Этим бессилием и унижением Самого Бога была открыта
миру тайна свободной любви, смысл
творения.
Идея Единого Бога или Бога Отца сама по себе не делает понятным ни распад между
творением и Творцом, ни возврат
творения Творцу, не осмысливает мистическое начало
мира и его истории.
Учение об эманации отрицает и лицо Творца и лицо творимых, отрицает свободу и самостоятельность
творения.] все живое пребывает в божественном плане космоса, до времени и до
мира совершается в идеальном процессе божественной диалектики.
Первый мах в
творении всесилен был; вся чудесность
мира, вся его красота суть только следствия.
В лихорадочном блеске мириадами искрившихся звезд чувствовалось что-то неудовлетворенное, какая-то недосказанная тайна, которая одинаково тяготит несмываемым гнетом как над последним лишаем, жадно втягивающим в себя где-нибудь в расселине голого камня ночную сырость, так и над венцом
творения, который вынашивает в своей груди неизмеримо больший
мир, чем вся эта переливающаяся в фосфорическом мерцании бездна.
Безбожник, ядовитый червь, грызущий подножие твоего трона, носит имя Жан-Батист Мольер. Сожги его вместе с его богомерзким
творением «Тартюф» на площади. Весь
мир верных сынов церкви требует этого.
Так, Екатерина явилась на престоле оживить, возвеличить
творение Петра; в Ее руке снова расцвел иссохший жезл Бессмертного, и священная Тень Его успокоилась в полях вечности; ибо без всякого суеверия можем думать, что великая душа и по разлуке с
миром занимается судьбою дел своих.
Желая присвоить России лучшие
творения древней и новой чужестранной Литературы, Она учредила Комиссию для переводов, определила награду для трудящихся — и скоро почти все славнейшие в
мире Авторы вышли на языке нашем, обогатили его новыми выражениями, оборотами, а ум Россиян новыми понятиями.
Тот приют, где человек святотатственно подавил и посмеялся над всем чистым и святым, украшающим жизнь, где женщина, эта красавица
мира, венец
творения, обратилась в какое-то странное, двусмысленное существо, где она вместе с чистотою души лишилась всего женского и отвратительно присвоила себе ухватки и наглости мужчины и уже перестала быть тем слабым, тем прекрасным и так отличным от нас существом.
Но горячая любовь к природе и живым
творениям, населяющим божий
мир, не остывала в душе моей, и через пятьдесят лет, обогащенный опытами охотничьей жизни страстного стрелка и рыбака, я оглянулся с любовью на свое детство — и попытки мальчика осуществил шестидесятилетний старик: вышли в свет «Записки об уженье рыбы» и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии».
Голгофа была не только предвечно предустановлена при создании
мира как событие во времени, но она составляет и метафизическое существо
творения.
Однако по природе своей, по своему иерархическому месту в
творении, в
мире, человек имеет преимущество пред ангелами, ему в большей степени принадлежит полнота образа Божия.
«Тимей» есть единственный диалог Платона, где
мир рассматирвается как
творение благого, «не ведающего зависти» Творца.
С одной стороны,
мир, созданный силой божественной любви, премудрости и всемогущества, имеет в них незыблемую свою основу, и в этом смысле
мир не может не удаться, божественная премудрость не способна допустить ошибки, божественная любовь не восхощет ада как окончательной судьбы
творения.
Заметьте, что каждый человек, посвящающий себя Закону, поддерживает
мир и все дела
творения исполняют свою функцию соответствующим образом благодаря ему.
Однако преимущество Платона перед Плотином при этом состоит в том, что у первого в «Тимее» вводится акт
творения, как момент, установляющий связь между двумя
мирами, их соединяющий, а вместе и разделяющий.
Поэтому понятно, что основоположный трактат по отрицательному богословию,
творение Ареопагита, не только носит выразительное над-писание: «О божественных именах», но и в действительности посвящен изъяснению значения божественных имен, под которыми премирный Бог открывается
миру.
Мир закончен был в шесть дней
творения в том смысле, что в него вложены были все силы и семена жизни, и он мог развиваться далее уже из себя, без нового творческого вмешательства.
Он называет «бредом о
творении» (creatürlicher Wahn) мысль, «будто Бог есть нечто чуждое, и пред временем создания тварей и этого
мира держал в себе в троице своей мудростью совет, что Он хочет сделать и к чему принадлежит всякое существо, и таким образом сам почерпнул из себя повеление (Fürsatz), куда надо определить какую вещь [IV, 405.].
Характерно, что в греческом переводе LXX сон Адама обозначается как экстаз — εκστασις.] сначала (в гл. I) дается лишь общее указание на сотворение мужа и жены, а затем (в гл. II) рассказывается, как произошло
творение, после того как Адам зрелищем всеобщей двуполости животного
мира был наведен на мысль о своем одиночестве.
Положительная основа бытия есть, прежде всего,
мир божественных идей, Бог в
творении; эти идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия в его независимости и свободе: все существует чрез Бога и от Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне Бога, как не-Бог или
мир.
Все следует для него только modo aeterno, т. е. чисто логическим способом, имманентным движением: ибо это есть лишь фальсифицированный рационализм, если, напр., объясняют происхождение
мира свободным обнаружением абсолютного духа, который вообще хочет утверждать
творение чрез действие (thätliche).
Шеллинг, с одной стороны, усиленно настаивает на полной трансцендентности Бога
миру и, в этом смысле, на полной Его свободе в
творении (или не-творении)
мира.
По идее же
творения устрояется и получает жизнь именно небытие, «ничто», из которого создан
мир.
«После этой жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и
творением родительница; после этого времени она не имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого
мира начало это пойдет в эфир, сущность, как было от века, станет снова свободной, она снова получит тело из собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.